Может ли светское искусство говорить о Боге, или это прерогатива только искусства церковного? Когда и почему художник становится на сторону зла? Есть ли пропасть между искусством светским и церковным, или они могут взаимодействовать друг с другом? Допустимы ли современные технологии и стилистики в Церкви? Все ли формы христианской культуры остаются сегодня живыми, или некоторые из них, например, церковнославянский язык, безнадежно устарели? Об этом мы беседуем с протоиереем Леонидом Калининым – настоятелем московской церкви священномученика Климента, папы Римского, на Пятницкой, членом Союза художников России.
– Мы знаем, что цель искусства – служение Богу. Но бывает, что искусство начинает проповедовать грех. Где та граница, перейдя которую искусство начинает служить злу, забывая о своем божественном происхождении?
– Давайте вспомним, что нет греха Церкви, а есть грех против Церкви. Церковь, как Тело Христово, безгрешна, и поэтому искусство, органически связанное с литургикой, с духовной, божественной составляющей, не может быть грешным. А когда идет отклонение от этого, когда искусство начинает заниматься, допустим, вопросами тщеславного человеческого жития, когда оно хочет прославлять себя, а не Бога, тогда начинается грех. При этом грех становится явным. Само искусство видоизменяется, его чистота и простота постепенно вытесняются попытками прославления не Творца, а художника, человека. Так что по мере отступления от Бога, естественно, увеличивается и грех. И наоборот: по мере возвращения к Богу, по мере покаяния грех исчезает.
– Но считается, что многие светские великие художники, например Ван Гог, тоже искали Бога. Он был миссионером, проповедовал, даже хотел стать пастором.
– Это как протестантизм, который ищет Бога. Сначала протестанты потеряли всё, практически выпав из Церкви, оставшись в бушующем море житейском на обломках своего корабля без спасения, а потом они стали грести за подлинным кораблем спасения и пытаться на него влезть. И, конечно, все эти попытки, как правило, ни к чему не приводят. Надо понимать самое главное: если человек обратился к Православию и вернулся в Церковь, тогда он вернулся на корабль спасения и его творчество совершенно изменяется. Примеров много и среди художников, и среди музыкантов, и среди иных деятелей культуры. Известный русский скульптор Вячеслав Михайлович Клыков был человеком совершенно светским, лепил каких-то каменных баб, повторял архаические древние образы. А когда пришел к Православию, акценты в его творчестве, естественно, сменились, он стал прославлять Бога и тех людей, которые Ему служили. И появилась прекрасная галерея портретов, появились замечательные монументы и памятники. А одним из первых его проектов на этом этапе творчества был установленный в Радонеже памятник преподобному Сергию Радонежскому. Мы видим фигуру старца, обрамляющую отрока, а можно описать этот монумент и так: отрок на фоне старца. Это попытка – может быть, первая в пластике советского периода – осознания и осмысления духовного пути. Вот он, возврат художника к Церкви. Так что, если бы Ван Гог пришел к Православию, его творчество бы очень изменилось.
Памятник в Радонеже. Скульптор: Вячеслав Клыков– Т.е. на картине Ван Гога «Едоки картофеля» позади людей висели бы иконы?
– Да, может быть. и так. По крайней мере, там были бы знаки присутствия благодати, присутствия Бога среди тех, кто изображен на полотне. Знаки о многом могут сказать. Такой символ иудаизма, как менора, есть на логотипах разных компаний тоже не просто так. Кстати, если посмотреть на логотипы многих российских компаний, вы увидите удивительные знаки.
Когда у вас дома висит икона, и не просто висит, а является объектом вашего религиозного почитания, то это дает знак входящему, что здесь живут верующие, и ваши гости будут соответственно относиться к вам и к вашему жилищу.
– Как вы относитесь к тем современным авторам, которые порой явно и нарочито выражают свои взгляды?
Художники – это своего рода проповедники. И кто-то проповедует ересь, а кто-то проповедует Бога
– Я отношусь к художникам как к проповедникам. Кто-то проповедует ересь, кто-то проповедует Бога. Так что мое восприятие этих авторов совершенно четко ориентировано. Я никогда не буду восхвалять художника-богоборца. Потому что считаю, что он использует свой талант, данный Богом, против своего Творца. И это зрелище достаточно плачевное.
В истории искусства было такое течение, как импрессионизм. Его название образовано от слова «импресьон» – «впечатление». Эти художники старались уйти от всякой идеологии – и от религии, и от атеизма, и от каких-то политических взглядов. Они просто передавали красоту мира, пытались представить людям свое впечатление от нее. Это искусство очень красиво, но оно абсолютно безответственно, потому что оно не несет никакого заряда, который обращал бы человека к Богу. Но это с одной стороны. А с другой: прекрасное в искусстве – это в любом случае воспевание Творца, потому что источником любой красоты является Бог. Поэтому я с натяжкой, но все-таки могу принять искусство импрессионистов, особенно тех, которые пытались принять красоту мира Божиего. Например, К. Моне. Прекрасный пейзажист. Вспомните его изображения Руанского собора, по-разному освещенного солнцем. Он передает это удивительно красиво – передает красоту мира Божиего и творения рук человеческих. Семантически это связано, естественно, с богопоклонением.
Молочница. Художник: Ян Вермеер– Почему же сейчас на Западе эти прекрасные храмы превращаются в гольф-клубы, автосервисы, мойки?..
«Да храм еще с XVII века закрыт! Как раз после смерти Вермеера». – «Почему?» – «А потому, что нам не нужен храм»
– Потому что экономика у них так построена. На Западе богом является доллар, евро – деньги. Там люди перестали ощущать свою причастность Богу и ответственность перед Ним. А если этого нет, то церковные здания перестают иметь какой-то сакральный смысл. Они выхолощены, они пусты. Этот процесс идет уже давно. Расскажу такой случай. В начале 2000-х годов я приехал в город Делфт в Голландии, чтобы посмотреть работы моего любимого живописца Иоханнеса Вермеера. Он жил в этом городе, торговал в своей лавке. Написал около 40 картин. Эти картины сделали его бессмертным. Он тоже своего рода импрессионист, только XVII века. Потому что передавал в своих картинах впечатление от удивительной красоты мира, от красок этого мира. В храме, в котором он погребен, нет престола. И храм этот не действует. Я спросил смотрителей, почему храм не действует. Мне сказали: «Да он еще с XVII века закрыт! Как раз после смерти Вермеера его и закрыли». Интересуюсь: «Почему?» – «А потому, что нам не нужен храм». Голландцам, у которых всё есть, которые живут сыто, Бог не нужен. Так мне и ответили. Так что когда человек ставит во главу угла материальное, оказывается, что Бог уже и не нужен.
А как раз в православной традиции всё не так. Многие богатейшие люди – наши соотечественники – были крупными меценатами. И пытались прославить не свое или чье-то имя, но Бога. Это русское меценатство заслуживает особого внимания именно как явление. Третьяков, Бахрушин… Они создавали музеи, собирали лучшие произведения искусства, которые возвышают. Искусство способно возвышать дух человека. Они такую задачу ставили и поэтому, собственно, обессмертили свое имя. Поскольку человек прославляет Бога, постольку он и приобщается к бессмертию.
– Есть такая точка зрения, что церковное искусство и традиционное искусство противостоят искусству современному. Так ли это? И если так, то почему?
– Я хочу поправить ваш вопрос: не церковное искусство чему-то противостоит, а современное искусство противостоит церковному. Это как борьба добра и зла. Не Бог борется с диаволом, а диавол борется с Богом. Вот в чем дело. Но поскольку в мире нет дуализма и это не равноценные силы, то все попытки диавола противостоять Богу бессмысленны. Так же бессмысленно и то искусство, которое противостоит Церкви. Потому что Церковь приобщена к вечности, а современное искусство, увы, нет. И если сегодня какие-то произведения кажутся модными и даже дорогостоящими, то завтра они могут оказаться на свалке, потому что в них нет того, что делает их бессмертными.
Протоиерей Леонид Калинин. Фото: Православие.Ru– Даже, например, такая популярная сегодня картина, как «Крик» Мунка?
Ведь это целая индустрия от искусствоведения! Она раскручивает бренды, а потом их успешно продает
– Да, думаю, даже такая картина. «Крик» Мунка с точки зрения живописи, профессионализма, мастерства не имеет никакой ценности. Она имеет ценность как некий модный бренд. И это то, что часто прежде всего принимают во внимание. А если это бренд, то это дорого. Картины других художников – замечательных современных живописцев, таких, как, скажем, Илья Комов, работы которого близки к тому же Ван Гогу, но он верующий, и это чувствуется, – так вот, картины таких художников могут быть гораздо интереснее, но при этом будут оценены намного дешевле, чем тех авторов, которые раскручены определенной когортой искусствоведов. А ведь это целая индустрия от искусствоведения, которая раскручивает бренды, а потом их успешно продает. Знаете, Пикассо говорил: раз мне за это платят деньги, я буду делать это. Хотя он прекрасный художник. И Пикассо, и Сальвадор Дали, если вспоминать западных создателей нефигуративного искусства. Но, замечу, они являются великолепными профессионалами. В отличие, кстати, от многих современных художников, которые даже рисовать не умеют. И им достаточно раскрутить себя в определенном слое общества, чтобы на их картины нашелся покупатель, чем они и зарабатывают себе на очень неплохой кусок хлеба. Другое дело, что ценности это искусство, конечно, не представляет.
– Но вот тот же Ван Гог до конца своих дней мало что и заработал…
– Потому что он был человеком идеи. Он хотел, прежде всего, выразить то, что у него было в душе. Но я могу вам привести в пример Сальвадора Дали, который писал в своих дневниках о том, что демоны обступают его и требуют, чтобы он выразил на холсте то, что они хотят. И до тех пор, пока он не выразит это на холсте, он не может спать. Демоны не давали ему спать! Он вынужден делать то, что они говорят! Это же удивительное свидетельство той одержимости, в которой пребывал этот человек. И то же самое может быть и у других.
Лицо войны. Художник: Сальвадор Дали– Давайте вернемся к церковному искусству. Как можно было бы использовать это богатое наследие?
Нужно объяснять суть и язык церковного искусства. Мы забываем, что молодежь воспитана не в этой традиции и ее просто не знает
– Нужно объяснять людям суть и язык этого искусства. Мы забываем, что наша молодежь воспитана не в этой традиции. Она просто не знает всего богатства и иконописи, и славянского языка, и церковной музыки, и богослужения. Для них всё это совершенно закрытая тема. Надо говорить об этом, уделять этому внимание, провести какой-то цикл лекций – это сейчас будет делаться в Историческом парке на ВДНХ, где развернуты замечательные выставки, проходившие раньше в Манеже. Это ведь взгляд на историю России через призму сознания православного христианина. Некоторые говорят, что там многое притянуто за уши, подано слишком некорректно. Ничего подобного! Это просто взгляд православного человека. Потому что такой взгляд наиболее востребован у нас, потому что большинство населения России – это всё-таки люди, причисляющие себя к христианству и к Православию. Другое дело, что крещеный – это не значит воцерковленный. А если человек не воцерковлен, не участвует в таинствах и не причащается, то, естественно, и его произведения будут соответствующими. Всё, что делают его руки, у него в сердце. Очень хорошие слова были сказаны преподобным Симеоном Новым Богословом: «Чего нет в сердце, того не могут изнести уста».
Если в сердце будет жить Христос, то Его светом будет освещаться вся жизнь человека. И задача Церкви – разъяснить, научить и привести человека ко Христу. Тогда и произведения искусства будут другими. Я приведу еще один пример – из области кино. Наш знаменитый режиссер Никита Сергеевич Михалков – человек православный. Поэтому, снимая свои фильмы, он смотрит на мир глазами христианина. И зритель расшифровывает ту семантику, которую он вкладывает в фильм, – и постепенно, через систему образов, через картинку, через определенные кинематографические приемы раскрывается тот смысл, который вложен в фильм. А этот смысл, в общем-то, всё та же борьба зла с Богом. Это борьба, которая бесконечно долго происходит и которая должна увенчаться победой Христа. Вот тоже пример современного искусства. Не надо воспринимать мои слова как то, что я конкретно этого режиссера выделяю, я говорю об общей тенденции: если у человека есть вера, он старается ее выразить, и всё, что он выражает, есть свидетельство его внутреннего мира. Поэтому самая главная задача для искусства, если мы говорим о светском искусстве, – очистить сердце человека, творца, художника. Потому что чистое сердце не может рождать грязные образы. И напротив: грязная душа не может рождать чистые вещи. Вот в чем я вижу духовный водораздел между позитивным искусством, которое ведет к Богу, и негативным, отрицательным искусством.
Троица. Иконописец: прп. Андрей Рублев– Расскажите подробнее, как искусство может очистить сердце?
– Искусство – это зашифрованное послание, что бы это ни было: картина ли, икона, фильм. Если в него вложен позитивный заряд, безусловно, оно будет действовать на человека. Это и пример, и образ. Вот икона Рублева «Троица». Когда человек смотрит на этот образ, он, может быть, мало что знает об этом сюжете и мало что понимает. Но само зрение подсказывает ему, что это образ некоей гармонии, некоего совершенства, тайного и непонятного ему высокого смысла, образ чистоты и красоты. Безусловно, на человека это действует. Или вот вы смотрите на образ Христа Спасителя, Который глядит вам в душу. И вы начинаете вспоминать свои грехи, у вас возникает желание эти грехи исповедовать, очиститься, снять с себя этот груз. Искусство имеет огромное влияние на человека, и этим пользовались во все века. Да и сейчас есть определенные силы, которые сознательно настраивают, скажем, крупнейшие киностудии, такие, как голливудские, например, на создание фильмов откровенно деструктивного направления. Фильмы ужасов, фильмы-катастрофы и прочее.
Интересно, что разговор нас вывел на эту тему. Вспомните фильмы Диснея 1940–1950-х годов: «Белоснежка и семь гномов», «Меч в камне»… Это же шедевры мирового мультипликационного искусства! Они светлые, они добрые, они назидательные. Там есть борьба добра и зла, там есть драматургия, там есть положительный герой и есть отрицательный герой. Там есть выбор. Хочешь быть похожим на отрицательного героя? Конечно, нет. Хочешь быть похожим на положительного героя? Да, хочу. И так ребенок, смотря фильм, делает свой внутренний нравственный выбор, и этот выбор запечатлевается в его сердце. А что выпускают сейчас? Всё перемешано, добро и зло превращено в какую-то кашу. Их нельзя различить. В положительном герое много отрицательных черт, в отрицательном много положительных черт. И не поймешь, где что. Вроде бы по фабуле один должен быть представителем добра, светлым, а другой – зла, темным, но оказывается, что они все какие-то разноцветные. Так в сознании человека стирается грань, разграничение между добром и злом, между светом и тьмой. Я считаю, что это сознательная политика определенных кругов мировой закулисы, в существование которой я верю, и она ставит совершенно четкие задачи перед нынешними режиссерами. А самое последнее, что они сняли, – это фильмы про марсиан и про то, что нам уже давно пора с этой планеты убираться. Вместо того чтобы говорить о том, какой чудный дом подарил нам Господь, как мы должны возделывать его и как мы должны гармонизировать жизнь здесь, они говорят, что всё это уже помойка, ее надо оставить, надо лететь куда-то дальше, неизвестно куда. А это величайшая ложь, которая отравляет сознание миллиардов людей.
– Что мы можем сделать, чтобы это остановить? Как этому сопротивляться?
– Каждый, кто причастен к сфере культуры, должен, прежде всего, понимать свою ответственность. Не просто думать о самовыражении, а думать о том, как слово твое отзовется в сердцах людей. Потому что за это человек будет либо оправдан, либо осужден.
Киевская Псалтирь. Фрагмент– Хотелось бы вас спросить о церковнославянском языке. Это ведь тоже наше культурное богатство. Как мы должны его использовать?
– Церковнославянский язык настолько является литургическим языком, что ему замену найти нельзя. Можно переводить тексты на национальные языки, допустим, на языки малых народов, чтобы люди на первом этапе понимали лучше смысл написанного. Так же, как и Евангелие новоначальному можно и нужно читать на русском языке. Но постепенно надо переходить к чтению Библии, изданной с параллельным церковнославянским и русским текстами, чтобы понимать более глубокий смысл, выраженный славянским языком.
Я убежденный сторонник церковнославянского языка в богослужении. Надо просто учить людей его понимать, объяснять смысл текстов на этом языке. Это будет продуктивно. И в школах церковных, и в проповеди можно объяснять сложные моменты богослужения, чтобы человек понимал полноту смыслов, которые доносит до нас православная служба.
– В свое время митрополит Филарет Московский инициировал перевод Священного Писания на русский язык, потому что даже император тогда читал Евангелие по-французски, так как не всё понимал по-церковнославянски.
– Я согласен, для обучения текст на родном языке очень важен, но не далее. Потому что, если мы попытаемся служить по-русски, как это делают некоторые модернистские общины сегодня, то в итоге потеряем и поэтичность, и многозначность, и многие смыслы, которые отражены как раз в церковнославянском тексте.
– Как показать, что церковное искусство живо, что оно актуально и что оно призвано нас возвысить?
– Я очень дружен с художниками, которые работают именно в сфере церковного искусства. И в Союзе художников России, и в Международном союзе художников есть церковные секции, как и верующие православные люди. И когда мы видим то, что они делают, это очень радует. Потому что они пытаются современными средствами, иногда даже новыми технологиями выразить свое православное мироощущение. Вот потрясающий проект «Сила света». Православная молодежь собралась и решила сделать такую выставку, где бы методом лазерного голографического изображения воспроизводились святые места России и особо чтимые иконы. Чтобы молодежь, увидев это, удивившись, может быть, технологическому подходу, постепенно бы пришла к тому началу, к истоку, к смыслу того, зачем это делается. И Патриарший совет по культуре, и я, как член Патриаршего совета по культуре, считаем, что не существует технологий, возможностей и новых подходов, которые нельзя было бы повернуть и обратить на службу Святой Церкви и проповеди Христа. Проповедь вечной истины может вестись разными средствами.
– Что бы вы могли посоветовать тем, кто живет в глубинке, не имеет возможности приехать в Москву или в Петербург, чтобы посетить известные музеи?
– Этим людям нужно обязательно подключить себе мобильный интернет и заходить чаще на портал «Православие.ру», где они могут увидеть и прекрасные статьи, и проповеди, и различные видеоматериалы, которые будут им полезны. И не только на портал «Православие.ру». У нас сейчас очень много ресурсов. Интернет, как любая технология, может работать не на разрушение, а на созидание и на проповедь слова Божия.
– От лица читателей портала «Православие.ру» и его зрителей благодарим вас, отец Леонид, за эту беседу.
01.09.2016, 